Разве для смерти рождаются дети, Родина? Разве хотела ты нашей смерти, Родина?
Снилась очередное псевдоисторическое кино, правда теперь вот в духе "Пёсьего двора", "Цвета Корицы" и "Архива Ланья". Возможно будет интересно Lissiel
читать дальшеНачинается всё тем, что я - молодой офицер в чисто декоративной свите-дружине русского наследника престола. Жизнь во дворце (наверно все таки в Москве, потому что интерьеры прянично-старорусские), должность-синекура. Казалось бы, удобное место для старта придворной карьеры, налаживания связей, интриг и всего такого, но настоящая моя страсть - древняя история, поэтому отстояв в бессмысленном карауле, я сбегаю в дворцовую библиотеку или древлехранилище, где зарываюсь в какие нибудь хроники или отчеты экспедиций до следующего регламентированного события. Немного дружу с еще одним офицером из свиты, потому что мы сверстники, оба наивные юнцы из провинциального дворянства, чувствующие некоторое скрытое презрение и насмешку со стороны "настоящих" придворных. У него тоже есть страсть, только выражается она в преданности государю на уровне рефлексов. Также общаюсь с каким-то ученым с востока, который везде шныряет, и которого во дворце держат за диковинку, вроде мифического зверя на поводке.
Потом следует большой таймскип, и в следующем эпизоде революция уже произошла, меня, как формально царского военного и приближенного, но лояльного к новой власти, отправляют в ссылку в Восточную Сибирь, где я числюсь заместителем командира (назначенного новой властью), в огромной белокаменной крепости, одновременно напоминающей о Тобольске и Тибете. Местное население в основном буддисты, поэтому вокруг много непривычного, вроде вывешенных разноцветных флажков или того, что вокруг крепости можно ходить только против часовой стрелки. Мне, как историку-культурологу от этой экзотики сносит крышу каждый день, поэтому я налаживаю контакты с местными, пытаюсь организовать раскопки, гоняюсь за всяческими книгами. Благо, командиру я не особо нужен, и вообще крепость не имеет никакого значения и гарнизон тут три калеки. Зато тут же находится давешний восточный мудрец. Он от всего успешно отбоярился и чуть ли не как жертва царизма был отправлен к себе на родину, то есть сюда, лечиться.
Также здесь пребывает мой приятель-офицер. Официально он тоже советник из бывших, но на самом деле находится под арестом, и даже уже вынесен смертный приговор, хотя и отложенный на неопределенный срок. После революции этот романтик был чуть ли не единственным военным, который выступил не за что нибудь, а за монархию, причем оказался очень талантливым военачальником и собрал маленькую, но весьма боеспособную армию таких же романтиков, очень долго сражавшуюся против всех остальных серо-буро-малиновых сил. Но приговор отчего-то отложен, здесь же в крепости живет его жена, тоже совсем еще молодая, и она регулярно очень "конспиративно" приглашает меня полюбоваться видами с высокой башни с плоской крышей, где начинает с разных сторон атаковать идеями, что же я должен сказать начальству, чтобы её мужа освободили.
В конце концов мне это надоедает, и я (как все еще очень молодой и романтичный человек) иду к местному особисту и прямо ему говорю, мол чего двух человек мучить, хотя бы приговор отмените, а лучше бы вообще отпустили. Особист неожиданно уклончиво объясняет, что всё очень сложно и лучше мне в это не встревать, но при этом дает четко понять, что приговор исполнен не будет скорее всего никогда. В процессе этого разговора мы гуляем вокруг крепости (против часовой стрелки конечно), и он начинает мне на память приводить отрывки "из придворной жизни" (оказывается мой приятель написал в заключении целые мемуары, которые постороннему читать не дадут, но которые мне полезно иметь в виду). Смысл приведения этих цитат мне непонятен, в них приятель-романтик всегда как отстраненный зритель при каком нибудь эпизоде "разложения господствующего класса", почему-то особенно запомнился такой "... офицеры [...] (трое), а также [...] (восточный мудрец) стояли на лестнице, на которой замер один из братьев Наследника, (ребенок был мал и чем-то болен, из-за чего постоянно молчал и мог замереть без видимой причины - это из воспоминаний гг, а не мемуаров) , обойти его они не могли и господин [...] со смехом поднял царевича, и со словами: "Если кто-то из царствующей семьи вам мешает, его можно просто убрать" перенес в следующую комнату. Все засмеялись и пошли дальше". В процессе прогулки мы зашли обратно в ворота крепости, где я все еще под впечатлением от эпизода наткнулся взглядом на восточного мудреца и подумал, что он ведь ой как не прост...
Третий эпизод, опять после большого таймскипа, я снова в столице, уже заслуженный исследователь Сибири и других далеких мест. На исходе зима, идет мокрый снег, а я иду рассказывать молодежи, как когда-то в почти сказочные для них пост-революционные времена, начинались исследования отделенных уголков нашей страны. В портфеле у меня старинная фото-вспышка (наверное первая, выпущенная в нашей стране), и еще какие-то мелочи, которые планируется показывать для анутража.
Четвертый эпизод, я иду по свежепостроенному Новосибирскому Академгородку (то есть это местные 60-е), который нифига не похож на настоящий, и выстроен с сильным уклоном в восточные стили, хотя и с элементами минималистичной классики, и вспоминаю, как в молодые годы побывал с экспедицией у какого-то странного народа, почитавшегося остальными туземцами или как полубоги или как выдумка. Там я общался, внезапно, с Лаурэ и Ёльфом (Точнее это я-Темар знаю, что это были Ёльф и Лаурэ, а герою-этнографу это были просто какие-то туземные шаманки в странных одеяниях, сидящие в юрте), которые вместо рассказов о быте и верованиях предложили устроить сеанс телепатии, для которого почему-то участникам надо было поцеловаться, и уже телепатически выдали кучу всякой этнографической и метафизической инфы.
читать дальшеНачинается всё тем, что я - молодой офицер в чисто декоративной свите-дружине русского наследника престола. Жизнь во дворце (наверно все таки в Москве, потому что интерьеры прянично-старорусские), должность-синекура. Казалось бы, удобное место для старта придворной карьеры, налаживания связей, интриг и всего такого, но настоящая моя страсть - древняя история, поэтому отстояв в бессмысленном карауле, я сбегаю в дворцовую библиотеку или древлехранилище, где зарываюсь в какие нибудь хроники или отчеты экспедиций до следующего регламентированного события. Немного дружу с еще одним офицером из свиты, потому что мы сверстники, оба наивные юнцы из провинциального дворянства, чувствующие некоторое скрытое презрение и насмешку со стороны "настоящих" придворных. У него тоже есть страсть, только выражается она в преданности государю на уровне рефлексов. Также общаюсь с каким-то ученым с востока, который везде шныряет, и которого во дворце держат за диковинку, вроде мифического зверя на поводке.
Потом следует большой таймскип, и в следующем эпизоде революция уже произошла, меня, как формально царского военного и приближенного, но лояльного к новой власти, отправляют в ссылку в Восточную Сибирь, где я числюсь заместителем командира (назначенного новой властью), в огромной белокаменной крепости, одновременно напоминающей о Тобольске и Тибете. Местное население в основном буддисты, поэтому вокруг много непривычного, вроде вывешенных разноцветных флажков или того, что вокруг крепости можно ходить только против часовой стрелки. Мне, как историку-культурологу от этой экзотики сносит крышу каждый день, поэтому я налаживаю контакты с местными, пытаюсь организовать раскопки, гоняюсь за всяческими книгами. Благо, командиру я не особо нужен, и вообще крепость не имеет никакого значения и гарнизон тут три калеки. Зато тут же находится давешний восточный мудрец. Он от всего успешно отбоярился и чуть ли не как жертва царизма был отправлен к себе на родину, то есть сюда, лечиться.
Также здесь пребывает мой приятель-офицер. Официально он тоже советник из бывших, но на самом деле находится под арестом, и даже уже вынесен смертный приговор, хотя и отложенный на неопределенный срок. После революции этот романтик был чуть ли не единственным военным, который выступил не за что нибудь, а за монархию, причем оказался очень талантливым военачальником и собрал маленькую, но весьма боеспособную армию таких же романтиков, очень долго сражавшуюся против всех остальных серо-буро-малиновых сил. Но приговор отчего-то отложен, здесь же в крепости живет его жена, тоже совсем еще молодая, и она регулярно очень "конспиративно" приглашает меня полюбоваться видами с высокой башни с плоской крышей, где начинает с разных сторон атаковать идеями, что же я должен сказать начальству, чтобы её мужа освободили.
В конце концов мне это надоедает, и я (как все еще очень молодой и романтичный человек) иду к местному особисту и прямо ему говорю, мол чего двух человек мучить, хотя бы приговор отмените, а лучше бы вообще отпустили. Особист неожиданно уклончиво объясняет, что всё очень сложно и лучше мне в это не встревать, но при этом дает четко понять, что приговор исполнен не будет скорее всего никогда. В процессе этого разговора мы гуляем вокруг крепости (против часовой стрелки конечно), и он начинает мне на память приводить отрывки "из придворной жизни" (оказывается мой приятель написал в заключении целые мемуары, которые постороннему читать не дадут, но которые мне полезно иметь в виду). Смысл приведения этих цитат мне непонятен, в них приятель-романтик всегда как отстраненный зритель при каком нибудь эпизоде "разложения господствующего класса", почему-то особенно запомнился такой "... офицеры [...] (трое), а также [...] (восточный мудрец) стояли на лестнице, на которой замер один из братьев Наследника, (ребенок был мал и чем-то болен, из-за чего постоянно молчал и мог замереть без видимой причины - это из воспоминаний гг, а не мемуаров) , обойти его они не могли и господин [...] со смехом поднял царевича, и со словами: "Если кто-то из царствующей семьи вам мешает, его можно просто убрать" перенес в следующую комнату. Все засмеялись и пошли дальше". В процессе прогулки мы зашли обратно в ворота крепости, где я все еще под впечатлением от эпизода наткнулся взглядом на восточного мудреца и подумал, что он ведь ой как не прост...
Третий эпизод, опять после большого таймскипа, я снова в столице, уже заслуженный исследователь Сибири и других далеких мест. На исходе зима, идет мокрый снег, а я иду рассказывать молодежи, как когда-то в почти сказочные для них пост-революционные времена, начинались исследования отделенных уголков нашей страны. В портфеле у меня старинная фото-вспышка (наверное первая, выпущенная в нашей стране), и еще какие-то мелочи, которые планируется показывать для анутража.
Четвертый эпизод, я иду по свежепостроенному Новосибирскому Академгородку (то есть это местные 60-е), который нифига не похож на настоящий, и выстроен с сильным уклоном в восточные стили, хотя и с элементами минималистичной классики, и вспоминаю, как в молодые годы побывал с экспедицией у какого-то странного народа, почитавшегося остальными туземцами или как полубоги или как выдумка. Там я общался, внезапно, с Лаурэ и Ёльфом (Точнее это я-Темар знаю, что это были Ёльф и Лаурэ, а герою-этнографу это были просто какие-то туземные шаманки в странных одеяниях, сидящие в юрте), которые вместо рассказов о быте и верованиях предложили устроить сеанс телепатии, для которого почему-то участникам надо было поцеловаться, и уже телепатически выдали кучу всякой этнографической и метафизической инфы.
@темы: Сны